(Начало в №№ 15-18, 19-20)

Когда освободили Смолевичи, в местечке начал работать призывной
пункт райвоенкомата. И я пошел на фронт.

Не успел наш новоиспеченный строй
прошагать первые километры, как возле деревни Криница вдруг прямо из
кустов, слева от магистрали, появились
немцы. Наш командир мгновенно направил нас в правый кювет. Но на бугорке, у
деревни Крыница, стояли наши танки. Они
открыли огонь по неприятелю. Если бы не эта поддержка, фашисты бы полностью
смяли нас, необстрелянных.

 

 

(Начало в №№ 15-18, 19-20)

Когда освободили Смолевичи, в местечке начал работать призывной пункт райвоенкомата. И я пошел на фронт.

Не успел наш новоиспеченный строй прошагать первые километры, как возле деревни Криница вдруг прямо из кустов, слева от магистрали, появились немцы. Наш командир мгновенно направил нас в правый кювет. Но на бугорке, у деревни Крыница, стояли наши танки. Они открыли огонь по неприятелю. Если бы не эта поддержка, фашисты бы полностью смяли нас, необстрелянных.

Часам к трем дня мы подошли к Заславлю, не останавливаясь, двинулись дальше, к Молодечно. Накануне нас переодели в форменное обмундирование, выдали винтовки и патроны, отправили в направлении города Лида, где шли жестокие бои. Но мы в них не участвовали, повернули в сторону Вильнюса.

Меня и еще несколько новобранцев, окончивших семилетку, отобрали в отдельную группу, которая должна была получить необходимые знания для дальнейшей службы в роте связи. Нас, человек сорок, разместили в двух грузовиках и направили к столице Литвы. Вильнюс был уже освобожден от немцев. Но таких разрушений, как у нас, в Беларуси, там не было.

За городом, в сосновом лесу, находилось несколько зданий, в которых нас и разместили. Здания были деревянные, ухоженные, хорошо обустроенные. Занятия начались буквально на следующий день. У меня, прежде всего, поинтересовались, каким оружием я владею, хорошо ли умею им пользоваться. Знаниями моими руководство курсов осталось довольно. Нам повторяли, что держать оружие в чистоте и исправности нужно обязательно, познакомили со многими средствами связи, с их работой, проводили политзанятия, мы слушали новости с фронтов.

Через два месяца учебы нас посадили в эшелон, который направлялся к границе Восточной Пруссии. Потом на автомобилях доставили к линии фронта, распределили по частям. Группу, в которой находился и я, построили перед блиндажом командного пункта. Навстречу вышел подполковник и сказал, что мы будем служить в 275-ом артполку 91-й дивизии 39-ой армии, входящей в 3-ий Белорусский фронт. Мы явились пополнением роты связи данного полка. Так началась моя служба на фронте.

Разместился я в блиндаже вместе с другими бойцами. На новом месте быстро освоился. Часто приходилось выходить на проверку связи, на ее восстановление и почти всегда под огнем, под обстрелом. Наш командир, подполковник, никогда не повышал голоса, обычно тихо говорил:

— Ребята, надо, связь очень нужна.

И мы шли и выполняли его приказы, старались делать все быстро и надежно. 31 декабря 1944 года на фронте неожиданно установилась тишина. Немцы молчали, притихли и наши орудия. Старшина принес нам праздничный ужин. А минут через пять прибежал связист и сообщил, что немцы начали артобстрел, снаряд разорвался вблизи блиндажа командования, нужно срочно восстанавливать связь. Мы все выбежали и увидели у штабной землянки многочисленные обрывки кабелей. Минут через сорок связь со штабом полка и воинскими подразделениями была налажена.

Вот так в постоянном напряжении и перед опасностью и проходила моя служба. Катушки кабеля весом 12 килограммов, карабин, пара гранат, телефонный аппарат всегда были со мной. И всегда бегом или ползком под огнем, а главная мысль: быстрей наладить связь, дать командованию возможность непрерывно получать информацию о боевой обстановке. Ведь от этого зависели многие и многие жизни, исход операции.

Бои в Восточной Пруссии шли ожесточенные, немцы сопротивлялись отчаянно и упрямо. Люди гибли с обеих сторон.

В середине января 1944 года началось наступление советских войск и на нашем участке фронта. Обычно артподготовку начинали «катюши». Земля дрожала от залпов сотен орудий. Два часа велся артиллерийский огонь, а потом в наступление пошла пехота. Но, пройдя первую линию обороны немцев, наткнулась на сплошной огонь фашистов. Наступление сорвалось. Впереди был немецкий городок Пельхален. Все его подвалы немцы превратили в укрепления и огневые точки. Нашей артиллерии никак не удавалось их подавить. Канонада длилась весь день. А вечером нам поступила команда срочно перебазироваться и наладить связь на новом месте, где наши войска успешно прорвали оборону немцев и пошли в наступление. Мы двинулись за пехотой. К утру преодолели километров пятнадцать и дали связь в батальоны. Пехота опять пошла вперед. И нам опять пришлось снимать свое оборудование и спешно налаживать его уже в новых местах, чтобы не оставлять передовые войска без связи. Так с боями наши войска продвигались на запад. По пути встречались брошенные строения, бродил разбежавшийся скот, местные жители сразу с опаской смотрели на наших солдат, видимо, думали, что и русский солдат будет творить на завоеванной земле то, что немцы делали у нас. Но никто не трогал население.

Мы подходили к Кенигсбергу, который имел особенно мощное укрепление. Где-то в конце января – начале февраля мы получили приказ сопровождать и обеспечивать связью танковый десант в тыл врага. Два отделения телефонистов, я в том числе, разместились на броне танков. Двигались всю ночь, к утру подошли к станции. Мы получили приказ дать связь с полком, чтобы можно было скорректировать артнаступление наших войск. Танки же преградили путь к отступлению большому обозу фашистов. У них началась паника, все смешалось. Вскоре подоспели наш полк и другие воинские части. В плен было взято много немцев.

В эти дни в боях погибли многие мои боевые товарищи. Не так просто давалась победа. 21 февраля фашисты внезапно пошли в контратаку. Были задействованы и артиллерия, и авиация. Нашей артиллерии близко не было, и пехоте пришлось отступать. Группа связистов, где был и я, разместилась в подвале 4-этажного здания. Но мне было видно, как по дороге продвигаются немецкие танки, я сообщил об этом нашим артиллеристам, и они открыли огонь. Один из танков загорелся. Но мы оказались в очень опасной обстановке. И тогда наш командир приказал отходить к своим. Именно благодаря его умелым действиям нам удалось уйти без потерь. Назавтра немцы возобновили наступление. И тут нам досталось. Мы разместились в блиндаже на опушке леса, продолжали вести связь с нашими войсками. И вдруг – страшный грохот. Я очнулся уже в медсанбате. Рассказали, что снаряд попал в угол блиндажа. Несколько человек погибли. Погиб командир нашего полка подполковник Николай Петров. Это был очень хороший человек и командир. Я очень переживал его гибель.

После взрыва я не мог говорить и ничего не слышал. Это состояние продолжалось несколько дней, страшно болела голова. Через две недели меня выписали из госпиталя, но головные боли еще долго навещали меня. После госпиталя меня направили в батальон связи радистом.

Письма из дому приходили редко. Но я уже из этих редких весточек знал, что в партизанском отряде погиб мой брат Виктор, пропал без вести Володя, израненным вернулся с фронта Иван.

В начале апреля нам объявили готовность номер один. Меня и еще одного радиста направили на командный пункт полка. Утром началось наступление. С боями мы продвигались вперед, на запад. За день прошли больше десяти километров. Совсем близко было Балтийское море. Мы узнали, что в те дни начался штурм Кенигсберга. Наши части заняли позиции вблизи города Пиллау, чтобы предупредить возможный отход фашистов. 9 апреля поступило сообщение, что Кенигсберг взят советскими войсками. Радости нашей не было конца.

До Великой Победы оставалось уже совсем немного. Меня при очередном артобстреле ранило осколком в ногу. Рана была не очень серьезная, и я даже не захотел отправляться в медсанбат.

Вечером, 8 мая, я дежурил у рации, когда новый командир полка попросил включить радио: будет важное сообщение. Ближе к полуночи зазвучали позывные Москвы И мы узнали, что фашистская Германия капитулировала. Эта весть разлетелась мгновенно, мы все ликовали. Победа! Мы к ней пришли!

Но война для меня на этом не окончилась. Через несколько дней нас погрузили в эшелон, который взял курс на Восток. Куда и зачем едем, командование слишком не распространялось, но мы знали, что едем воевать с Японией, развязавшей войну на Дальнем Востоке. Еще нам предстояли долгие переезды, трудный 500-километровый пеший переход по безводным пескам, бои и потери. А потом дождались и победы над милитаристской Японией.

… Долгих шесть лет не снимал я военной гимнастерки, прошел, наверное, тысячи километров, подвергался смертельной опасности, терял боевых друзей.

Когда наконец я вернулся в родную Каменку, ступил на родной двор, где отец своими руками поставил новый дом, увидел, как от соседей бежит моя мама… И слезы радости залили наши лица. Не успел я умыться, как послышался стук калитки: пришел отец. Мы ступили друг другу навстречу, обнялись и несколько минут стояли молча, еще не веря в эту долгожданную встречу. Шесть лет я ждал этого дня, шесть лет шел через войну. И какое это счастье – прийти в дом к ЖИВЫМ родителям.

Сергей Антонович ЛАШУК.

К печати подготовила Э.ПОТАПЧИК.

На фото: С.А.Лашук.

Фото А.ВОЛОДЬКО.

Информацию читайте в номере 21 – 24 от 31 .01.2015 г.