Дети войны. Сегодня они люди уважаемого возраста, у многих уже
правнуки. Но по-прежнему память возвращает в огненные сороковые годы прошлого
века, когда пол-Европы находилось под гнетом фашистской Германии. Страдания и
боль, унижение и голод, искалеченные судьбы и разлученные семьи, сожженные
города и села, концентрационные лагеря и эшелоны людей, которых отправляли на
принудительные работы, — вот что принес оккупационный режим мирному населению.
Освенцим, Бухенвальд, Майданек … Фашистские лагеря смерти располагались по
всей Европе. Миллионы людей прошли через жернова этих лагерей. Сколько их
погибло от пыток, голода, нечеловеческих медицинских экспериментов, сгорело в
печах, точно не установлено и сегодня. Кому удалось выжить, не верили в свое
счастье, а их освободители — мужественные солдаты Победы, прошедшие огонь и
пламя войны, — не сдерживали слезы, глядя на истощенных взрослых и детей.
Дети войны. Сегодня они люди уважаемого возраста, у многих уже правнуки. Но по-прежнему память возвращает в огненные сороковые годы прошлого века, когда пол-Европы находилось под гнетом фашистской Германии. Страдания и боль, унижение и голод, искалеченные судьбы и разлученные семьи, сожженные города и села, концентрационные лагеря и эшелоны людей, которых отправляли на принудительные работы, — вот что принес оккупационный режим мирному населению. Освенцим, Бухенвальд, Майданек … Фашистские лагеря смерти располагались по всей Европе. Миллионы людей прошли через жернова этих лагерей. Сколько их погибло от пыток, голода, нечеловеческих медицинских экспериментов, сгорело в печах, точно не установлено и сегодня. Кому удалось выжить, не верили в свое счастье, а их освободители — мужественные солдаты Победы, прошедшие огонь и пламя войны, — не сдерживали слезы, глядя на истощенных взрослых и детей.
Когда началась Великая Отечественная война, многие из них были малолетними детьми, но в памяти навсегда остались те страшные дни заключения. Танечке Царевой было три года. Со своей семьей она жила в деревне Билево под Витебском. Чуть позже они переехали на родину отца – в деревню Шеки Дубровенского района. Самая старшая и замужняя сестра осталась в Витебском районе. Старший брат ушел в партизаны. Летом 1943 года всю семью вместе с другими односельчанами фашисты колонной погнали на железнодорожную станцию, а оттуда, как животных, в вагоне привезли в лагерь «Дребец”, что находился на территории Германии. Там больше года они и просуществовали в ужасных условиях, надеялись на освобождение, верили в долгожданную свободу.
— Я совсем маленькая была, когда война началась, конечно, о многом рассказать не могу, но жизнь в лагере я запомнила на всю жизнь, — делится воспоминаниями Татьяна Яковлевна Лукьяненко. — Мой папа был очень талантливый человек, играл на скрипке, гитаре, мандолине, гармошке, очень хорошо шил костюмы, шапки. В семье нашей семь деток росло. Я хорошо помню летний день сорок третьего года. В наш дом прибежал с улицы папа и стал говорить, чтобы мы быстро собирались, так как нужно уходить в лес к партизанам. Мама спросила: «Почему?». Он ответил, что немцы сжигают деревни, а людей угоняют куда-то. Мы стали быстро собираться. Моей сестричке Гале было два годика, брату Мише — четырнадцать лет, Косте — тринадцать, Леше – восемь и мне пять. Только уйти так и не успели, в дом вошли немцы и сразу выгнали нас на улицу. Никто не хотел выходить из дома, все боялись. Тогда маму ударили прикладом автомата, и она упала. Сестра Галя стала громко плакать, а папа быстро подхватил маму и Галю, и мы все вышли на улицу. Людей стали сгонять в одну колонну, а дома поджигать факелами. Кругом было много дыма, трещали автоматные очереди, пыль стояла столбом, а от горящих домов шел большой жар. Шли мы колонной очень долго, даже ночью, я держалась за мамину юбку, а Галю она несла на руках. Кругом был огонь, горели, видимо, и поля, и деревни. Плач маленькой сестрички до сих пор в ушах стоит. Помню, как спали в каком-то коровнике. Потом всех людей пригнали к железной дороге, затолкали в товарные вагоны и отправили в Германию. Ехали мы долго, нас везли, как скот. Очень хотелось пить, в туалет ходили прямо в вагоне. Привезли нас в лагерь «Дребец», обтянутый колючей проволокой и огражденный какими-то канавами, по которым текла вода. Женщин и малых детей поместили в одни бараки, мужчин – в другие, а мальчиков-подростков – в третьи. Есть очень хотелось. На территории лагеря яма помойная находилась. Я бегала туда, собирала гнилую морковь и ела. Жандармы однажды меня увидели. Я прибежала в барак к маме, стала прятаться под ее юбку, а потом под нары залезла, поняла, что будет что-то плохое. Тут в наш блок зашел жандарм, схватил меня и потащил в камеру. Там какие-то палки были, вода, а потом я увидела, что там находится и мой брат Лешка. Потом меня повели к коменданту лагеря. Он несколько раз задавал один и тот же вопрос: «Ваша семья партизанен?» Но я помнила хорошо слова мамы, которые она успела мне сказать: «Таня, молчи! Не говори ни одного слова, молчи!» И я вообще ничего не сказала. За это меня наказали и посадили в карцер. Это была железобетонная будка, в которой по колено стояла вода, а высоко, где-то под потолком, находилось маленькое окошко. Сидели в сплошной темноте очень долго, а сколько – не помню. Потом нас отпустили. И я вернулась к маме. Всех кормили один раз в день какой-то баландой – в грязной воде плавала шелуха от картошки, свеклы и морковки. Ходили грязные, доставали вши, от которых все время чесалось тело. Хорошо помню плач младшей сестры, а еще то, как она тогда выглядела – маленькая, худенькая, тоненькая шейка, большая голова, вздутый живот и кривые ножки (плачет). Мы просто, как говорится, пухли от голода, все время хотелось кушать. Только мама нас успокаивала и говорила: «Потерпите еще немножечко, нас освободят. Вот увидите, победа будет наша». Еще запомнила, как всех, раздетых и босых, выгоняли на улицу на построение по ночам, причем и зимой, и летом. Мы научились быстро строиться, так как наказывали тех, кто не успевал. И тогда загоняли в тот же карцер. Я не знаю, как мы выжили. Думаю, что только благодаря маминым молитвам, которые она произносила постоянно каждый день. Я тогда и слова многие не понимала, а она молилась. Как-то блок, в котором мы находились, заперли, и нас долго не выпускали. Поставили огромную бочку для туалета, куда ходили все, кто был в блоке, а в нем находилось несколько семей. Стоял ужасный запах. Взрослые говорили, что, наверное, наш блок сожгут. Было очень страшно, думали каждую минуту о том, что с нами будет.
Папа работал на изготовлении брикета, а братья — на ламповом заводе «Доберлуг-Кирххайн», выдували лампочки. Люди трудились день и ночь. Если хотя бы одна лампочка падала и разбивалась, то обязательно ждало наказание. Брата Мишу за это били железными и горячими шомполами по спине, а Костю бросали ненадолго в горящую печь (плачет). Он стоял на обрезке, и эти лампы часто разбивались. У него от ожогов кожа на спине вздувалась, лопалась и долго не заживала. Но братья выжили. Наказывали и папу, и младшего брата. В общем, страдали все от издевательства фашистов.
Мы каждый день ждали и надеялись, что нас освободят. И этот день настал. В небе над лагерем появились самолеты, были слышны автоматные и пулеметные очереди, пули сыпались градом, где-то рядом гремели взрывы. Началась страшная суматоха, и вдруг все женщины побежали куда-то вперед. Оказалось, что они увидели наших солдат. Все обнимали наших освободителей, плакали, смеялись. К нам с мамой прибежали папа и братья. Стали нас кормить, но много не давали, ведь многие от переедания умирали. Наша семья выжила, но мама серьезно заболела, ослабла, у нее отказали ноги. Наша мамочка просила только о том, что, если она умрет, то мы не должны оставлять ее на германской земле, а умоляла похоронить ее дома. Я помню, что все люди пешком двинулись в сторону дома, на Родину. Папа вез маму на какой-то коляске вместе с сестрой Галей, а я все время шла пешком рядом с братьями. Потом солдаты дали нам вола, и маму переложили на телегу, только вола брат тащил за упряжку, он сам идти не хотел. По обочинам дороги и на полях было много побитой техники, танков, самолетов, лежали убитые солдаты и мирные люди. Кругом все было серое и черное. Так мы смогли добраться до железной дороги, а потом, вместе с другими людьми, на открытой железнодорожной платформе поехали домой. Потихоньку добрались до своей деревни, только дома нашего уже не было, он сгорел. Но для нас это было не страшно. Самое главное – мы на своей земле и живы! Мамочка наша прожила еще неделю и умерла, а мы стали восстанавливать свой дом, работать и жить, как и все люди. Папа умер, когда мне лет двенадцать было, так что тяжело было на ноги становиться нам, но смогли».
Всю свою сознательную жизнь Татьяна Яковлевна честно и добросовестно трудилась. Когда переехала в Смолевичский район, устроилась на ферму дояркой и жила в деревне Калюга. За трудовые заслуги она награждена медалью.
На территории многих концлагерей созданы мемориалы, где до сих пор встречаются бывшие узники. С каждым годом их становится всё меньше. Многие из них отказываются делиться воспоминаниями, не позволяют нервы и больное сердце. Нам с трудом удалось уговорить Татьяну Яковлевну поделиться своими самыми страшными воспоминаниями. Это не просто рассказ боевого солдата, это еще одна сторона той жестокой войны – беспощадное истребление мирных людей в фашистских лагерях. Через такие ужасные испытания прошли люди, что даже представить страшно. И месяцы, проведенные в фашистской неволе, оставили незаживающие раны на их сердце, а день, когда их освободили, стал для них победой над смертью.
Наталья ЧАСОВИТИНА.
На снимке: Татьяна Яковлевна Лукьяненко.
Фото автора.
Информацию читайте в номере 91 – 94 от 25.04.2015 г.
Загрузка ...