Уже написаны тома воспоминаний, романов, очерков. Но рассказать о войне все до конца невозможно. Мы мало знаем о тех, кто побывал в фашистских трудовых и концентрационных лагерях, многое забылось или просто замалчивалось. Огромное количество наших соотечественников были зверски убиты за пределами нашей Родины. Единицы смогли выжить. Мы снова листаем страницы чудовищной истории войны, продолжая проект «Забвению не подлежит», посвященный воспоминаниям людей, которые прошли сквозь жернова военной трагедии.

Этот проект — дань уважения и благодарности поколению детей войны. Напоминание о нашем долге перед ними и обещание, что борьба за благополучную жизнь детей войны, упрочение уважения к их вкладу в историю нашей страны будут продолжены…

Героиня новой страницы проекта — Лидия Даниловна Леонтьева (в девичестве — Жолобова). Накануне Дня Великой Победы мы встретились с Лидией Даниловной в доме ее дочери — Татьяны Троцюк — в поселке Октябрьский.

История жизни Лидии Даниловны удивительна. Пройдя через столько испытаний, горя, лишений и трудностей, она не утратила любви и интереса к жизни, бодрости духа и оптимизма.

Вспоминая о событиях военных лет, женщина не может сдержать слез — даже время не способно вылечить эти раны…

Родилась Лидия Даниловна 15 октября 1928 г. в д. ХоловьеДубровенского района Витебской области. В 1934-м году семья Жолобовых переехала на новое место жительства — в совхоз Бабиничи (сейчас — агрогородок с одноименным названием) Оршанского района. В семье было шестеро детей: Лида — старшая, самый младший — Сашка — родился 8 июня 1941 года, накануне Великой Отечественной войны.

Из воспоминаний Лидии Даниловны Леонтьевой:

Так началась война…

— 5 июля 1941 года отец ушел на фронт. На прощание сказал маме: «Береги детей» и… больше к нам не вернулся: погиб. В тот же день по нашей деревне проехали солдаты и сказали, чтобы мы уходили в сторону Москвы: недалеко Березина и Днепр, оставаться здесь опасно. Некоторые из односельчан уходить не стали: прятались. А нам как прятаться? Детей много, мама одна. Еще с одной семьей, в которой остались старики и дети, мы пошли в беженцы. На телеге сидели старики и малыши, а мы шли пешком. В дороге провели три недели, ночевали, где придется. Первых немцев встретили недалеко от Мстиславля. Они развернули нас и приказали идти назад: «Цурюк! Назад! Нах Хаус!». Мы развернулись и двинулись домой. Вернулись в Бабиничи и прожили там до 1943-го года.

В декабре 1943 года нас принудительно вывезли в Германию.

Дорога в рабство

— Вечером нам сказали, что завтра отвезут на полустанок, разъезд был от нас в 7-ми километрах.На протяжении всего времени мы старались держаться вместе с семьей, с которой ехали в беженцы. В Германию нас тоже угнали вместе с ними. Утром в дом пришли полицай и немец, сказали собираться. Маме приказали вывести корову. На санях ехали старики и малыши, мы шли пешком, скот погнали вместе с нами. На станции нас погрузили в товарные вагоны, коров — тоже. В Белостоке вагон со скотом отцепили. Нас повезли дальше. Ехали долго, с остановками. Еды не давали. В Германию нас привезли 4 января, определили в лагерь принудительного труда.

Бараков на территории  было много, нас определили в крайний, деревянный. По периметру лагеря была колючая проволока высотой в 3 метра. Там мы жили. Через 2 дня после приезда всем приказали выйти на улицу. Площадка была большая. Зима, холодно, мелкий снег моросил. Потом прекратился, развиднело. А мы все стоим. К вечеру пошел ливень. Мама Сашку к себе прижала, а я всех остальных обняла, так и стояли «клубочком». Промокли насквозь. На улице уже стемнело. А спросить не у кого, зачем мы стоим и сколько еще. Потом нас отпустили, сказали возвращаться в барак. После этого наш Сашка заболел, заболели многие дети. Их никто не лечил. Отпаивали кипятком с сушеной черникой — горсточка ягод нашлась у кого-то из женщин. Конечно, это не помогло. Я хорошо помню, как Саша умер. Был «в памяти» и только прошептал «Ма-ма» и затих. Ручонки повисли. Его забрали. После той ночи заболело и умерло больше 30-ти деток. Их увезли, немцы не сказали, куда. Обещали, что похоронят. Кто его знает, может, и похоронили…

Лагерь…

А у нас после этого началась «жизнь».

Маму забрали работать на железную дорогу. Меня определили на завод, в цеху надо было разрывать листы жести. Они были спаяны вместе, по 5-6, а мы разделяли их по одному. Выдали робу с номерами. Мой был — 507. И нехитрый инструмент. Рядом с нами работали и немцы. Кормили плохо: миска жидкой баланды (брюква с водой) на обед. Раз в неделю выдавали буханку хлеба с опилками, пачку маргарина и маленький тюбик сахарина. Это — на завтраки и ужины. Когда начиналась зелень, то добавляли еще травку какую, к осени — капусту. Но уже к зиме она портилась, и в миске с баландой плавали черви и гниль. А что делать? Откинешь черноту, червяка, и поешь. Немцев кормили отдельно. Обед и кофе им привозили, обедали они в отдельном помещении.

Потом начались бомбежки. Информации никакой у нас не было. На Покров сгорел наш барак. Бомбежка была страшная, мы прятались в бомбоубежище. Один из братьев не смог до него добраться, сестра подрабатывала на кухне, где нам баланду готовили, она вместе с немками-поварихами пряталась в погребе. Я с двумя братьями была в бомбоубежище. Стояли, прижавшись друг к другу, и думали: если умирать, то всем вместе. Выжили. И брат наш средний уцелел. Встретились и от счастья даже забыли, что у нас мама есть. Мы не знали, жива она или нет. А потом увидели маму. Она шла к нам и только спросила: «Ой, деточки, все ли живы остались?». Барак, в котором мы жили, сгорел. Нас распределили по другим баракам. В 1945-м году завод, на котором мы работали, разбомбили.Потом нас отправили работать в Дуйсбург, в немецкую семью. Спустя две недели всем, кто был в лагерях, приказали выйти на дорогу. Нас построили в колонны по 4 человека и отправили в путь. Это было 4 марта 1945 года. В дороге — а никто не знал, куда нас ведут — мы провели больше месяца (до 12 апреля). Боялись ночевать в пустых сараях, стоящих на полях. По информации местных жителей, многих людей на ночь загоняли туда и сжигали. Сердце сжималось, видя эти пепелища. Слава Богу, нас эта участь миновала. На ночлег старались располагаться в сараях, хлевах со скотом, потому что понимали: так нас не сожгут. За время скитаний численность колонны заметно поредела. Брат мой, Вова, все жаловался, что у него ноги болят. Я его на плечи сажала и несла. Так всю Германию на плечах его носила.

В одной из деревень увидели возле каждого дома белые флаги.  Нас разместили в гуртах, где картошка хранилась. Картошку разрешили брать и есть. Потом немка, которая нас к гуртам провожала, привезла полбидона молока детям, а потом привезли обед. Конвоиров не было. Потом вечером услышали страшный гул. Испугались, когда вышли на улицу, и увидели танки — освобождали нас американские солдаты.

Долгая дорога домой

Потом приехал бауэр, и нас ему передали. У него мы работали 3 недели: пололи клубнику. Но только старшие. Дети на работу не ходили. Разместили нас в клубе. Обедом кормили и даже кофе стали привозить. После до нас дошла информация, что идти нам нужно за 12 километров в лагерь Мариенталь, откуда нас отправят на родину. Мы попросили бауэра отвезти нас. Он не хотел и стал просить, чтобы мы еще поработали. Взрослые были непреклонны. И он все же нас повез.

Когда мы туда прибыли, нас разместили в строениях из бревен. На работу не гоняли, хорошо кормили. Там мы прожили два месяца. Потом нас повезли к реке Эльба, откуда начался путь к нашим. Через реку шли по понтонному мосту. Мама просила, чтобы мы вниз не смотрели. Мне было очень страшно, потому что в детстве я чуть не утонула, и воды жутко боялась. Когда перешли на другой берег, нас встретили наши солдаты. Столько радости было при встрече. Вроде, и чужие люди, но такие родные! Нас поэтапно перевозили ближе к Бресту. И вот 28 июля мы приехали домой, в Бабиничи, откуда нас в Германию угнали.

Дом. После войны.

Дом наш был занят, нас подселили в барак, к двум жившим там сестрам. Так пережили зиму. Потом как-то на собрание в совхоз приехала женщина, фронтовичка. После выступления она сказала, что к ней можно обращаться и по личным вопросам. Мама подошла и объяснила ситуацию с жильем.К тому времени мы уже знали, что наш дом заняла семья бывшего полицая, приезжего. После этого разговора мы вернулись в свой дом. Братья и сестра в сентябре пошли в школу. Мама говорила, чтобы и я продолжила обучение, до войны я всего 5 классов окончила. А я подумала, как мы будем жить на одну зарплату? И вместо школы пошла работать. Мама на войне здоровье подорвала, сердце у нее стало болеть. Как-то меня вызвали в контору и предложили мне место почтальона. Я согласилась. Почта была в полутора километрах. Так год почтальоном работала и контору убирала — такая у меня была нагрузка. Потом директор совхоза предложил мне работу секретаря с перспективой выучиться на бухгалтера. В это же время наша зоотехник пришла и говорит, что скоро откроют сепараторный пункт и позвала меня туда. Я задумалась. Решила посоветоваться с мамой. Всю ночь не спала, думала и решила пойти в молочный пункт. Работала одна, тяжело было, труд ручной. Сепаратор маленький. Молока в сезон было много. А еще немцы тех коров, которых не смогли вывезти, бруцеллезом заразили, так еще все молоко нужно было стерилизовать. Все это было на моей ответственности. Потом уже появился в совхозе большой сепаратор. Помощницу мне дали. Работать стало чуть легче, хотя все по-прежнему делали вручную.

Женское счастье

Потом у нас в Бабиничах курсы организовали, готовили по специальностям, которых не хватало: электриков, бухгалтеров и многих других. На эти курсы приехал и мой будущий муж — Иван Леонтьев. 20 декабря 1949 года мы с ним расписались. Свадьбу сыграли на новый год, 1 января. Потом с Иваном уехали к нему на родину, на Гродненщину, Свислочский район, откуда его на курсы направляли. Там у нас еще одна свадьба была. Снова я платье белое надевала. Там прожили год. Потом переехали в Новые Зеленки Червенского района, куда распределили Ивана.

Дочь Татьяна — о жизни мамы

В Новых Зеленках мама пошла работать на ферму. Потом перевезла бабушку с братьями, жили все вместе большой дружной семьей. Здесь же родились я и мои братья и сестры. Нас пятеро. Мама продолжала работать. Заботу о детях взяла на себя бабушка. Мама работала заведующей магазином, потом перешла в буфет столовой, отработав там какое-то время, снова вернулась в магазин. Ей, как многодетной матери, можно было раньше выйти на пенсию. Но мама работала до 1979 года. Все время была на хорошем счету.

Подтверждение тому — многочисленные грамоты, медали…

Вместо эпилога

Все эти награды, документы, как и память, в семье Лидии Даниловны бережно хранят. Рассказывая о маме, Татьяна Ивановна показывает семейные  фотоальбомы. Рассматривая эти старые — такие трогательные, настоящие — фотокарточки, можно проследить жизнь не одного поколения этой семьи. Отдельно хранятся поздравительные открытки, к которым Лидия Даниловна испытывает особые чувства. Есть среди них и особенно значимые и дорогие сердцу нашей героини. А еще она часто берет в руки фотоальбом, который для дорогой бабушки и прабабушки сделали внуки и внучки (у Лидии Даниловны 13 внуков, 22 правнука и 2 праправнучки). Здесь, на этих фото, — уже совсем другие истории, которые стали возможны благодаря подвигу старшего поколения, которое ценой собственной жизни, потерь, лишений и бед отстояло мир и свободу на родной земле для будущих поколений.

Спасибо вам, Лидия Даниловна, за ваш женский и человеческий подвиг! Здоровья вам огромного на долгие годы!

Выражаем огромную благодарность директору ГУ «Смолевичский территориальный центр социального обслуживания населения» Анастасии Бутор, без которой наша встреча с Лидией Даниловной могла не состояться. Отдельные слова благодарности за теплую встречу и помощь в подготовке материала выражаем дочери нашей героини — Татьяне Ивановне Троцюк.

 

Марина МИХАЙЛОВСКАЯ.

Фото автора.