Июнь 1941 года, летнее воскресное утро… Где-то играют свадьбы, веселятся… Накануне завершились выпускные вечера и вчерашние школьники традиционно ждут рассвета, строят планы на будущее… Но еще никто даже не догадывается, что их планам не суждено сбыться, что вместо студенческих конспектов большинство из них возьмет в руки оружие и долгие, мучительно длинные годы будут защищать свою Родину от врага.
Первые гитлеровские снаряды упали на Минск в 9.40 утра 24 июня, город бомбили 47 самолетов, потом прилетали еще, еще… Массированная атака продолжалась до девяти вечера. Заместитель председателя Совнаркома БССР Иван Крупеня позже описывал весь этот ужас: «И вот наступил третий день войны – 24 июня 1941 года. Кто был в этот день и ночью в Минске, тот может сказать: из всего страшного, что я видел в жизни, самое страшное было здесь. Минские электростанции разрушены. Одна из них охвачена огнем… Повреждены трамвайные пути – изрыты воронками, валяются обломки рельсов и шпал, порваны электропровода. Раскиданы, как пушинки, камни, которыми были вымощены улицы. […] В лучших магазинах города, размещавшихся по Советской и Ленинской улицам, царил хаос: пробиты осколками бомб прилавки, полки, стены. […] В 3-м Доме Советов женщины и дети решили укрыться в подвале. Разорвавшаяся рядом бомба вызвала пожар. Все подъезды и подходы были охвачены пламенем. Там погибло более 100 человек… […]».
Жизнь столицы, начиная со второй половины дня 24 июня, была полностью парализована: не было света и воды, не работали магазины, общественный транспорт… Люди сначала пытались вытащить погибших из завалов и похоронить, но события развивались настолько стремительно, что, честно говоря, уже было не до этого. Центральный комитет КП(б) постановил: «Считать необходимым произвести немедленную эвакуацию детей и матерей из города». Было поручено предоставить для этого весь автомобильный и железнодорожный транспорт. Одним из пунктом погрузки беженцев в специальные эшелоны стала и железнодорожная станция Смолевичи. Только эвакуировать людей под постоянными воздушными бомбардировками крайне проблематично. Началась паника, желающих уехать было очень много. Известный белорусский живописец Евгений Тиханович вспоминал: «В Колодищах сборище народу. Эшелоны товарных вагонов и платформ набиты людьми… Женщины голосят, идет драка за место в вагонах, а эшелоны не трогаются с места уже долгое время. В чем дело понял, когда увидел одного солдата, который рассказывал, что в Смолевичах немец-парашютист обезоружил его и отпустил на все четыре стороны. Это было сделано намеренно, чтобы был наш солдат живым свидетелем, рассказывающим всем, что немцы не такие уж злостные бандиты, особенно, если сдался им в плен. А с другой стороны, нужно было, чтобы люди знали, что Смолевичи находятся в немецких руках и ни один состав не тронется с места в Колодищах».
Тщетно используя попытку эвакуироваться в тыл по железной дороге, люди спешно грузили свои катомки на подводы. Многие шли вместе с детьми пешком. В такой колонне оказалась и моя 8-летняя мама, Надежда Ярошевич, вместе с родителями и сестрами. Моя бабушка, пытаясь сохранить хоть какую-то еду для детей, положила на воз наспех убитого кабанчика. Под жарким солнцем животное быстро портилось и его пришлось выбросить в канаву. Мама вспоминала: «Мы плакалі і прасілі бацьку адрэзаць хаця бы вуха ад парасяці, так нам есці хацелася, і сырое бы згрызлі. Але ён не даў, пабаяўся, што патравімся. А потым нашы павозкі пачалі бамбіць. Мы схаваліся каля нейкага балотца, ці можа возера, не помню ўжо. Адна вялікая бомба ўпала недалека ад нас прама ў ваду. Зашыпела, але не ўзарвалася, толькі абліла ўсіх вадою». Уехать под такими обстрелами в тыл эта колонна беженцев так и не смогла, пришлось и семье Ярошевич вернуться назад на свой хутор под деревню Вызволенье.
На рассвете 26 июня в северной части Смолевичей немцы высадили крупный парашютный десант. В это же время стороны Радошковичей по направлению деревень Прилепы и Усяжа двинулись вражеские танковые и моторизированные части, быстро захватывая на пути следования села. А где-то в середине дня гитлеровская авиация уже бомбила станцию и местечко Смолевичи, станции Жодино, Красное Знамя. Несколько лет назад я общалась с жительницей Смолевичей, Заслуженным учителем БССР Верой Ефстафьевной Романовой, которая делилась своими воспоминаниями о начале войны: «26 июня мои родители работали. Папа — на стрелочном участке смолевичской станции, а мама на железнодорожном переезде, расположенном на нынешней Торговой улице. Мы, дети, играли рядом с переездной сторожкой, когда увидели огромные колонны, в основном из стариков, женщин и детей, которые двигались по большаку вдоль железнодорожного полотна. Вдруг началась какая-то стрельба, люди стали кричать. Чуть позже мы заметили немецкий танк. Рядом со сторожкой находился какой-то погребок, мы туда забрались. К нам присоединилась мама с шестимесячной сестричкой на руках. Этот танк продолжал стрелять, шестилетного братика Толю ранило осколком в голову. Мы были в ужасе, сидели и плакали. Смогли выбраться из погреба ближе к ночи, когда нас папа нашел. Толика сначала перевязали в больнице, но больше ничем помочь не могли, там уже немцы хозяйничали. Зимой моего братика не стало…»
Обосновавшись в жилых домах смолевичан как в своих собственных, гитлеровцы стали устанавливать свои правила и расправляться с «врагами великого рейха» прямо на городской площади. Для этого установили виселицы, казнив в первые же дни оккупации шестерых военнопленных и женщину, которых поймали где-то в перелеске у деревни Николаевичи. Не щадили ни стариков, ни детей. Над евреями местечка устроили настоящую расправу. Сжигали деревни, убивали мирных граждан, угоняли их в Германию… Но все это случилось позже, впереди был еще долгий путь через самую страшную и долгую войну.
Наталья ЧАСОВИТИНА.
Фото из открытых источников.
