(Отрывок из повести «Голубой родник»)

Об авторе: Георгий Михайлович Пляц – ветеран Вооруженных Сил Беларуси. Военный журналист. Служил в авиационных войсках. Эпизоды военной службы нашли отражение в  его литературном творчестве. Выйдя в отставку,  Георгий Михайлович поселился  в деревне Заболотье Заболотского сельсовета.

(Отрывок из повести «Голубой родник»)

Об авторе: Георгий Михайлович Пляц – ветеран Вооруженных Сил Беларуси. Военный журналист. Служил в авиационных войсках. Эпизоды военной службы нашли отражение в  его литературном творчестве. Выйдя в отставку,  Георгий Михайлович поселился  в деревне Заболотье Заболотского сельсовета.

Разведчик погоды доложил: «На запланированных маршрутах опасных явлений не наблюдается. Фронт грозовой деятельности сместился к югу. Запасные аэродромы открыты».

Было утро. От грозы, прошедшей в районе предполагаемых  плановых вылетов, почти не осталось следов.  Полковник Хлебов Алексей Трофимович один из первых, раскалывая напряженную озоном округу форсажным громом реактивных турбин,  увел ракетоносец в голубые просторы. Для него, опытного летчика, полет по маршруту не представлял особой сложности. Набрана высота, и истребитель плавно лег на заданный курс. Приборная доска, словно раскрытая книга, неторопливо вела повествование об устойчивой работе систем и агрегатов самолета, а также двигателей.

… Солнце огромным огненным шаром выползало из-за горизонта слева по борту самолета. Впереди и справа по курсу, словно натолкнувшись на невидимую преграду, громоздились вертикального развития сизовато-белые облака.  При встрече с мощной кучевой облачностью у Хлебова всегда возникало желание  приблизиться и сходу вонзиться  в эту стихию, вступить  с нею в противоборство, на себе испытать незнакомые явления. Но его постоянно сдерживали летные запреты, которых он не нарушал. Как летчик и как начальник, не давая повода для кривотолков среди подчиненных и упреков со стороны  вышестоящего командования,  Алексей Трофимович свято помнил слова Жуковского: «Самолет – это творение разума и рук человеческих. Он не подвластен никаким авторитетам, кроме лиц, уважающих летные законы».

Ослепительный белый шар, внезапно вспыхнувший на фоне облаков, привлек его внимание.  «Что это –мираж?  Шарообразное преломление солнечных лучей или шаровая молния? – мелькнула догадка. –А может галлюцинация?..». Хлебов зажмурил глаза, но когда он их раскрыл, шар уже висел в кабине перед гермошлемом, пульсируя и раскачиваясь, будто разглядывая его лицо. Приятные покалывания в верхней части головы, слабый треск  и щелчки в наушниках гипнотизировали. И Хлебов зачарованно смотрел  на незнакомое явление широко раскрытыми глазами от удивления, боясь шелохнуться. Затем, спохватившись, нажал кнопку радиопередатчика, намереваясь доложить руководителю полетов о происходившем на борту. Шар вдруг стал  бледно-голубым и поплыл к руке. Алексей успел лишь произнести:

—Авторучка. Я – шестисот…

Ослепительный сноп искр полыхнул перед глазами, и какая-то облегчающая и пронизывающая все мышцы сила конвульсивно прошла по телу, и летчик провалился в темноту.

* * *

Присутствующие на стартовом командном пункте молчали. Генерал Фирсов, принимающий участие в плановых полетах полка, время от времени, не отрываясь от «пятикилометровки», задавал вопросы руководителю полетов.

— Когда потеряна связь  с шестисот вторым?  Сколько раз запрашивали? На каком удалении от точки прекратился радиообмен? Кто из экипажей находился в воздухе, в квадрате или вблизи его?

Подполковник Земцов, руководитель полетов, давал, по возможности, исчерпывающие ответы, изредка заглядывая в «плановичку».  Генерал, казалось, не слушал его, склонившись над картой.

— Спасатели вылетели?

— Так точно!

— Кто летит на «пчелке»? – Фирсов повернулся к командиру полетов.

— Некому, товарищ генерал. Капитан Шапошников в отпуске, — ответил полковник  Земцов. – А майор Савельев …

— Вечно  у вас, Игорь Петрович,  где тонко, там и рвется, — занервничал генерал. — Сюда вылетел командующий с группой офицеров, а у меня пока ни одного вразумительного ответа.

— Разрешите мне, товарищ генерал, — раздалось за спиной. – Майор Савельев.

Фирсов резко обернулся, внимательно оценивая, посмотрел на старшего штурмана полетов, щуплого кареглазого летчика и перевел взгляд на командира полка.

— Больше некому, — виновато повел плечами Земцов.

— Хорошо, — одобрил решение летчика  генерал. – Прощупайте каждый уголок по маршруту полета шестисот второго, особенно лесной массив. Самолет – не иголка. Могут быть дымы, поваленные или срезанные деревья, наконец, сигналы летчика, парашют.. Держите связь. Все. Немедленно в воздух! Да, возьмите с собою врача… на всякий случай.

.. «Пчелка», завывая пропеллером,  в резком повороте над  СКП,  взяла курс в южном направлении.

… «Алексей, Алексей… Что с тобой случилось? Неужели…» — генерал гнал от себя горькую мысль.

 — Не может этого быть, чтобы…— Фирсов боялся произнести это трагическое слово вслух. Он смотрел на командира полка и ждал, что  уймет, прогонит навязчивую мысль о гибели их боевого товарища, поддержит веру в благополучный исход полета полковника Хлебова – опытного летчика! Им обоим сейчас было тяжело говорить об этом. Но реальная действительность называла вещи своими именами. Каждый из присутствующих на КП   и СКП искал сейчас ту точку соприкосновения, ту ниточку, за которую можно было хотя бы мало-мальски зацепиться и, потянув, найти клубок.  Все же точки и нити обрывались в квадрате исчезновения шестисот второго.

— Пока нет доказательств, летчик жив! – сказал командир.

 * * *

Когда Хлебов очнулся, то осознал: истребитель теряет высоту. Инстинктивно потянул ручку управления на себя, отдавая РУД   (рукоятка управления двигателем – авт.)  вперед.  Самолет на это не отреагировал. Летчик бросил взгляд на приборную доску – темнота. «Ослеп!» – подсказало сознание,  но тут же догадался протереть  гермошлем. Посветлело. Перед глазами яркое пятнышко. Хлебов протер приборы и сигнальные лампочки. Они молчали. Только стрелки тахометра прыгали то уменьшая, то увеличивая обороты.  «Что это – авторотация? — пронеслось в сознании. – Тогда почему такая неустойчивая?».

На запросы земля не отвечала, АЗС на панели выбиты. С ними исчезла всякая надежда на запуск двигателей в воздухе. Стрелка высотомера залипла. Самолет был парализован. Хлебов почувствовал, как неприятный холодок пробежал вдоль позвонков, и мышцы тела напряглись.

«Катапультироваться!» —  подсказало сознание, но тут же: «А как же самолет? Ведь он нужен специалистам, чтобы там, на земле, в тепличных условиях скрупулезно разобраться в случившемся на борту».

Хлебов посмотрел через остекления фонаря за борт. Внизу  простирался лесной массив, и только слева , впереди по курсу падения самолета, увидел светлое пятно.  «Поле! Это же  то, что надо! – мелькнула надежда и погасла.  – Дотяну ли?».

Тут же обожгла новая мысль: «Топливо – это ведь балласт. Как же раньше не сообразил слить топливо – облегчить планер».  Шлейф топлива потянулся за самолетом. Аварийно выпущены щетки-закрылки. Самолет, казалось, начал парить. Но это только казалось. Земля по-прежнему  надвигалась с катастрофической  скоростью. Она сейчас была и спасителем, и врагом.  Хлебов движением ручки управления влево довернул пологий нос истребителя на светлое пятно, потянул за красную ручку и открыл вентиль аварийного шасси. Ощутил характерные толчки и «клев» фюзеляжа – стойки стали на замки. А он  изо всех сил взял ручку управления  на себя. Уголками глаз отметил, как замелькали верхушки деревьев. Скрежета, хруста  и дрожи самолета он не слышал, а ощущал всем телом. От резкого падения скорости его бросило в кабине вперед. Что-то полыхнуло желтым пятном. И Алексей вновь  потерял сознание.

   * * *

Майор Савельев строго  выдерживал курс полета по маршруту шестисот второго. Лесной массив простирался внизу…  Савельев зорко  вглядываясь в местность, поддерживал связь с СКП.

— 625-й! Вы находитесь в зоне исчезновения шестисот второго. К вам подходят спасатели.

Савельев посмотрел вправо. На фоне облачности, почти перпендикулярно его курсу,  шел вертолет, за ним – второй.

Вскоре справа по борту врач Павлов заметил небольшую просеку. «Может, это бурелом? Ведь накануне здесь прошла гроза».

— Авторучка! Я – 625-й. Вижу  полосу бурелома. Разрешите изменить курс!

— 625-й! Я – Авторучка. Снижайтесь до высоты 100. Внимательно осмотрите участок и докладывайте. К вам направляются спасатели. Будьте осторожны!

   * * *

Алексей открыл глаза. Сознание медленно возвращалось к нему, проплывая волнами желто-голубого тумана. Затем перед взором появились колосья зерновых. На бледно-голубом фоне неба они качали крупными, тугими  головками колосьев под слабым дуновением ветра, словно приветствуя долгожданного гостя. Чем-то знакомым повеяло от этой картинки. В сознании отчетливо открылось июньское утро детства, будто кто-то незаметно включил кинокамеру, и кадры жизненной ленты плавно и бесшумно потекли в голубом океане.  А оттуда, из-за сизоватой дымки прожитых лет поднималось во весь рост начало его судьбы.

Георгий ПЛЯЦ.

Информацию читайте в номере 241-244 от  16.08.2017 г.