ДОЛГИЕ ВЕРСТЫ ВОЙНЫ

В начале
июня 1941 года я был зачислен курсантом Тамбовской военной летной школы. В воскресенье, 22 июня, нам впервые
после так называемого карантина был
обещан коллективный поход на отдых на речку.

И вдруг по радио сообщили, что будет выступать
министр иностранных дел СССР Молотов. На городскую площадь, где находился
громкоговоритель, потянулись жители,
командирский состав и члены семей, а следом и курсанты. Там мы узнали
о вероломном нападении Германии на нашу
страну. На состоявшемся здесь же митинге командиры, политработники, курсанты
призывали к отпору врагу. Настроение было подавленным. Мы понимали, что Родина
в опасности. Я уже узнал, что оккупирована Белоруссия и, конечно же, моя родная
деревня Шипяны, где я появился на свет.

ДОЛГИЕ ВЕРСТЫ ВОЙНЫ

В начале июня 1941 года я был зачислен курсантом Тамбовской военной летной школы. В воскресенье, 22 июня, нам впервые после так называемого карантина был обещан коллективный поход на отдых на речку.

И вдруг по радио сообщили, что будет выступать министр иностранных дел СССР Молотов. На городскую площадь, где находился громкоговоритель, потянулись жители, командирский состав и члены семей, а следом и курсанты. Там мы узнали о вероломном нападении Германии на нашу страну. На состоявшемся здесь же митинге командиры, политработники, курсанты призывали к отпору врагу. Настроение было подавленным. Мы понимали, что Родина в опасности. Я уже узнал, что оккупирована Белоруссия и, конечно же, моя родная деревня Шипяны, где я появился на свет.

Война… Занятия в летной школе усложнялись. Учащихся усиленно готовили к выпуску. А после занятий курсанты принимали участие в строительстве оборонительных сооружений аэродрома, где уже приземлялись боевые скоростные бомбардировщики, привозили раненых в боях летчиков. Вскоре поступил приказ об эвакуации школы в более глубокий тыл. В последних числах ноября 1941 года мы были переведены в город Энгельс за Волгой. Там мы сменили форму летчиков на форму воздушно-десантных войск, стали учиться парашютно-десантному делу. Шло формирование десантной бригады. А через некоторое время нас погрузили в вагоны. За три дня до нового 1942 года мы были уже в Москве. Разместились в одном из корпусов Московского авиационного института. Незадолго до этого под Москвой был развеян миф о непобедимости фашистского войска. Но обстановка на фронте оставалась очень напряженной. Нас усиленно готовили к предстоящим боям.

В августе опять предстояла передислокация. Нас опять переформировали – в противотанковый истребительный батальон, оснащенный новыми 45-милиметровыми орудиями. А дальше путь лежал к Сталинграду, куда рвались фашистские полчища. Меня назначили командиром орудия. В нашем расчете был еще один белорус – Владимир Алексеевич Дудаков из Мстиславля.

В октябре мы получили приказ преградить фашистам путь на Астрахань. Трем орудийным расчетам было поручено провести разведку боем. Выполняя задание, встретили на пути наши танки, которые, оказывается, ожидали наш отряд. У одного их танков я, к своей огромной радости, встретил земляка – Николая Шарого, с которым мы учились в Верхменской школе. Николай ушел учиться в танковую школу, воевал с первого дня войны, был дважды ранен. Теперь вот – командир танка Т-34. И задача у танкистов была та же – разведка боем.

20 ноября 1942 года началось наступление наших войск на Сталинградском фронте. Наша часть получила задание выйти в тыл противника и перекрыть ему продвижение в сторону городов Элиста и Астрахань. Это была сложная и опасная операция. Но немцы разгадали замысел наших командиров и притаились, подпустив нас поближе. Бой завязался горячий и жестокий. Рядом со мной ранило в ноги красноармейца Павленко. Я стал ему помогать перевязать раны. В это время Владимир Дудаков крикнул мне, что немцы недалеко. Я дал команду своим артиллеристам провести беглый огонь шрапнелью. И тут что-то шмякнуло прямо в 1,5-2 метрах от меня. Граната! Мгновенно, словно в сказке, мне вспомнились отец и мать, казалось, вся моя жизнь промелькнула перед глазами. Кто не смотрел в лицо смерти, не поверит, что в считанные секунды можно вспомнить так много. И мне стало до боли обидно, что никто из близких не узнает, где я буду зарыт. Раздался взрыв. Хорошо помню, что я зарылся носом в снежную землю и подумал, как легко умирать.

Когда я пришел в себя и открыл глаза, увидел рядом женщину-врача со шприцем в руках. Куда был ранен, понять не мог: болело все. Я ничего не слышал. Контузия и многочисленные осколочные ранения надолго уложили меня в госпиталь. Хирург долго возился со мной, но несколько осколков остались на всю жизнь… Выписался из госпиталя только в январе 1943 года. Наш истребительный противотанковый дивизион в те дни вел оборону Таганрога. Наступила весна, распутица, грязь, бесконечные дожди не давали вести наступление. И тут в одном из боев вновь меня ранило — в правую ногу выше колена. Но сказалось прежнее ранение и контузия, и я вернулся в свою часть только в июле. Через несколько дней меня вызвали в штаб, направили на медкомиссию, а потом сообщили, что по заключению врачей я не годен для службы в десантных войсках. И отправили в танковую школу. Так я оказался в учебно-танковом полку. У меня уже было звание старший сержант. Может, поэтому назначили командиром танка.

В апреле 1944 года при освобождении Крыма, недалеко от города Балаклава под Севастополем я был уже в танке снова ранен и контужен. Был поврежден позвоночник. Какая судьба постигла мой экипаж – не знал. Наверное, остались живы, раз вытащили меня раненого. В госпиталь на этот раз направили в Мелитополь. Состояние было настолько тяжелым, что я уже не рассчитывал выжить. Но медики выходили меня.

В госпиталь стали приходить известия об освобождении белорусских городов, родных мест, и это придавало силы. Так хотелось жить! Дожить бы до того дня, когда можно будет написать письмо домой, в надежде получить ответ от родных, узнать хоть что-то. Я и подумать не мог, что судьба уготовит мне столько испытаний. За всю войну под пулями, весь иссеченный осколками, я ни разу не пожаловался, как тяжело не было. А тут, узнав об освобождении Родины, я не выдержал и заплакал, а раненые не посмели меня успокаивать: им были понятны мои чувства.

После госпиталя был направлен в отдельный полк разминирования Харьковского военного округа. Работали мы в Харьковской, Запорожской, Полтавской, Днепропетровской областях. Работы было много. И опасностей тоже.

Приближался День Победы. Недалеко от Днепропетровска мы обнаружили большой склад немецких противотанковых мин. Долго вывозили их за околицу, на лужайку, где председатель местного колхоза попросил взорвать, чтобы потом сделать там озерцо и назвать его в честь Дня Победы. Так мы и сделали.

В октябре 1945 года открылись мои раны. Меня отправили в Харьковский окружной госпиталь. И скоро, как не годного к воинской службе, мобилизовали. И как раз пришли письма из дому. Я узнал, что родные мои очень рады, что я жив, узнал, что отец воевал на фронте, в боях у Сувалок был ранен, вернулся домой инвалидом. Старшего брата Владимира убили немцы в 1944 году во время карательной операции. Тогда и деревню нашу сожгли, не оставив ни одного дома. Сестра Раиса работала в райцентре и помогала семье.

Вернувшись домой, я еще долго лечился в Минске, перенес операции, в ходе которых у меня были извлечены еще несколько осколков.

(Из воспоминаний ветерана войны и труда Ивана Ефимовича ЛУФЕРЧИКА)

Продолжение следует.

К печати подготовила Э.ПОТАПЧИК.

Информацию читайте в номере 167 – 170 от 25.07.2015 г.