У нее судьба – типичная для белорусских женщин ее поколения: с маленства – тяжкий труд, пыталась выжить, затем – война, пыталась выжить, затем – послевоенные голодные годы, пыталась выжить… Впрочем, здесь не совсем так. Софья Ивановна утверждает, что даже в военные годы они не голодали – помогла крестьянская предусмотрительность: как только покатилась очередная война по землям Белой Руси, отец ее опустил в склепе под землю сундук. Вместительный. И было в нем не злато-серебро, не скарб да рухлядь, а ячмень да пшеница. Ими и жили. «Драли» муку на каменных  жерновах, готовили нехитрую еду.

 

 

 

У нее судьба – типичная для белорусских женщин ее поколения: с маленства – тяжкий труд, пыталась выжить, затем – война, пыталась выжить, затем – послевоенные голодные годы, пыталась выжить… Впрочем, здесь не совсем так. Софья Ивановна утверждает, что даже в военные годы они не голодали – помогла крестьянская предусмотрительность: как только покатилась очередная война по землям Белой Руси, отец ее опустил в склепе под землю сундук. Вместительный. И было в нем не злато-серебро, не скарб да рухлядь, а ячмень да пшеница. Ими и жили. «Драли» муку на каменных  жерновах, готовили нехитрую еду.

 

А предусмотрительность та не на пустом месте возникла. Из века в век по многострадальной нашей земле волнами катились войны. То Европа била Россию, то Россия колотила Европу. И все шли через Белую Русь. Вот и выработался у простого народа своего рода иммунитет — запасливость.

 

Ей 85 лет. Много. Но люди ее поколения, в основном, крепко сколоченные, трудолюбивые, незлобивые, помнящие всех и вся … Отсюда и долгие годы жизни – их не съедает злоба да зависть.

 

А родилась она в известном  богатом роду Мастовских. Это ее дед, да еще  глава рода Яскевичей, владели землями вокруг деревушки Яловка, это и на его землях расположился  сегодня агрогородок Барсуки. Да и  самим Барсукам, говорят старики, основу положил тогдашний глава рода Мастовских. Потомки его и по сей день проживают здесь.

 

1924-й год. Уже не крестьянская Россия, но еще и не индустриальная. Зато покатилась по земле трагедиями и братоубийством коллективизация. Деда Софьи Ивановны раскулачили. Земли все поделили, имущество частично сыны разобрали. Кое-что досталось и Ивану Мастовскому – был он инвалидом гражданской войны, во многом ему тогдашние власти шли навстречу, а что-то ушло в колхоз. Да, видимо, крепкий, сметливый и злой до работы был народ в клане Мастовских. Пережили  раскулачивание, работали в колхозе и никто по сей день не упрекнет их в лености и праздности.

 

Вместе со всеми работала в колхозе и Софья Мастовская. Колхоз сперва «Авангардом» назывался, впоследствии опытным хозяйством «Заречье» (в нем объединены были нынешние экспериментальные базы «Заречье» и «Жодино»), а еще позже и по сей день он является экспериментальной базой «Жодино».

 

И детство ее, и юность, и отрочество прошли рядом с лошадьми. Девочкой, она и в семье, и на колхозной конеферме все ходила, как она сама говорит, «за конями», с ударением на переднее «о». Поила их, кормила, ухаживала, позже, вместе с взрослыми, принимала роды у кобыл, опять же выращивала жеребят и, как дюжий многоопытный мужик, приучала молодых коней к нехитрому крестьянскому ремеслу: ходить с плугом ровненько, как по ниточке, борону таскать – без рывков, плавно. И так далее и тому подобное.

 

Война… Она помнит ее не киношно-книжной, где есть «они» и «наши», где есть бравые партизаны и тупые, злобные немцы. Для нее война осязаема до сих пор. Кончики ее пальцев еще помнят ту дрожь, так мешавшую ей в диком, до онемения всего тела, страхе лихорадочно запрягать лошадь.

 

Подробную информацию читайте в номере 1 – 4 от 6.01.2010.