26 апреля 1986 года самая страшная радиационная катастрофа в истории потрясла нашу страну, северную часть Украины. Произошел катастрофический взрыв в активной зоне ядерного реактора Чернобыльской АЭС. Радиоактивное загрязнение примерно в 400 раз превосходило по своему объему атомную бомбардировку Хиросимы. Спустя три месяца после катастрофы 30 сотрудников и пожарных атомной электростанции погибли из-за сильного заражения. Более 100 тысяч жителей были эвакуированы: они были вынуждены бросить все нажитое имущество. В нашем районе живут люди, пострадавшие от аварии на Чернобыльской АЭС. Одни из них — семья Владимира Владимировича и Анны Александровны Шкурко, принимавших участие в ликвидации последствий аварии в Чернобыле.
«…В тот день мы садили картошку»
Владимир Владимирович родом из Брагинского района, Анна Александровна — из Хойникского. В 1986 году они жили и работали в Хойниках.
— Муж работал инструктором в райисполкоме, затем заворготделом, я работала в инспекции Госстраха, сначала экономистом, потом замдиректора, — рассказывает Анна Александровна.
— В то время из Хойников многие ездили в Киев за продуктами, через реку Припять была паромная переправа, — вспоминает Владимир Владимирович. — Знакомые поехали, а мне потом рассказывают, что когда из Киева возвращались, их уже не пустили напрямую, а только в объезд, через Чернигов и на Гомель, еле уговорили пропустить. Им сказали, что Чернобыльская станция взорвалась, а город Припять уже выселяют. Я говорю, не слышно же нигде, может, выброс какой был? А затем сосед, он в военкомате работал, сказал, что это правда.
Помню, день тот был солнечный и теплый, и мы садили картошку в деревне. После обеда увидели: семь больших военных вертолетов летели в направлении реки Припять. Я еще подумал, что учения… Назавтра на работе снова тишина, еще никто ничего не говорил.
— Серьезности произошедшего мы тогда не осознавали, — рассказывает Анна Александровна. — Ну, разговоры были, что теперь молоко с йодом нужно пить. Перед 1 мая детей готовили к демонстрации, то выведут репетировать, то заведут в здание… Но в итоге и сама демонстрация была не в радость, все понурые шли… Приехали люди из гражданской обороны, и муж говорит мне, что после демонстрации будет штаб заседать. Больше четырех часов заседали…
«Все делали по-хозяйски, люди надеялись, что вернутся…»
Вечером первыми стали эвакуировать детей. Затем отселению подлежали те деревни, которые находились в десяти километрах от реки… На следующий день Владимир и Анна поехали в деревню к родителям забрать дочерей, которых потом отправили в Логойский район, к сватам. По их воспоминаниям, на автостанции была настоящая паника, много людей уезжало…
— Когда начиналось отселение, людям говорили, что они уезжают на три дня, с собой брать только документы и деньги, — вспоминает Владимир Владимирович. — Мы так и говорили всем. Хотя и знали, что не на три дня. Ездили в эвакуированные деревни, забивали двери и окна зданий… Все делали по-хозяйски, надеялись, что скоро все станет по-прежнему.
— Стали бояться радиации, — продолжает Анна Александровна. — Дома окна были закрыты, я вазоны все повыбросила, детские игрушки, которые на балконе были… В то время еще был Советский Союз, и, наверное, это ученые приезжали к нам. Подъезжали «скорые» и брали пробы выборочно, и хозяйство родителей попало на проверку. С каждой грядки брали пробы: и продукцию, и землю с грядок, молоко, и в доме… Наверное, года три так ездили, пока Союз не распался. Но мы и сами все проверяли…
Помню такой случай: приехала старушка-мать соседа (их деревня попала под отселение) с узелком и ведром яиц. Дома ее родных не было, я пригласила к себе прийти подождать. Ведро поставили в коридоре, а когда бабуля, дождавшись сына, ушла, померили фон на том месте, где оно стояло, — Володя принес с работы дозиметр. Зашкалило.
— Замглавврача как-то приходит ко мне в кабинет и говорит, посмотри снимок, — рассказывает Владимир Владимирович. — А там лист клена. Сорвали и на ночь положили на рентгеновскую пленку. Лист «переснялся» полностью, только где больше радиации попало, точками был побит… Еще помню, когда произошла авария, мы с соседом поехали посмотреть, видели в бинокль, как горит реактор. Померили радиационный фон — и ходу оттуда.
«Выезжали на зону по жалобам…»
Вспоминают ликвидаторы, как кинулись люди снимать деньги. Очереди в кассу занимали с двух, трех часов ночи. А потом начались выплаты по страховке, и все кинулись в Госстрах. Анна Александровна вспоминает, что работали без выходных, порой до двух часов ночи… Со всей республики из Госстраха приехали работники, в основном, мужчины. Сначала хотели описать имущество каждого, но потом поняли, что это просто нереально.. Было решено платить определенную сумму на члена семьи. Разбирались с обязательным и добровольным страхованием.
— Я уехала их Хойников только в 1993 году. Год платили страховые выплаты, а потом люди стали писать жалобы: кому-то больше заплатили, кому-то меньше, — говорит она. — И чтобы проверить, была ли какая-то неучтенная постройка, приходилось выезжать в зону, проверять. Насобираем жалоб и идем в штаб МВД за пропуском на зону. Помню, пришла как-то, а полковник мне говорит: «Моя дорогая, сколько же тебе лет?». Говорю, что 32. А он мне: «Да тебе рожать да рожать, а не в зону ехать»… Очень меня взяло это за душу, еле сдержалась, чтобы не расплакаться. А еще нужно было идти самой договариваться в автобазу с водителями, они ездили в зону только добровольно, директор приказать не мог. Помню, всех шоферов обошла, все мне отказали. Согласился, поверьте, только Михаил Петрович Кононенко. Мне так и сказали: если Миша не согласится, никого не найдешь…
Потом, когда мы стали ездить на зону на «Запорожце», то он после был даже списан, потому что стал светиться от радиации.
Жалобы шли, шли, шли… Работы было много, в документы вносилось все: скот, строения… Было и так, что и хитрили люди, чтобы получить больше выплат. А бывало, едешь в деревни, а дома все заросли высоченной крапивой, через асфальт бурьян прорастал. Заходишь в дом — дверь сорвана, печь разобрана, шкафы вывернуты. Значит, были мародеры.
«Замеряли и на бумажках писали, сколько в нас радиации»
— Когда детей вывозили в Логойск, поехали в санстанцию на дозиметрическую проверку, главврач своим подчиненным сказал выйти, начал замерять радиацию…Здание одноэтажное, и все стоят, смотрят в окна на нас, как на неизвестно кого, — вспоминает Анна Александровна. — Замеряли и на бумажках писали, сколько у нас радиации. До сих пор хранятся эти записи у нас.
В Хойниках после аварии детей с третьего класса в сентябре отправили в Анапу в санаторий, учиться и отдыхать. Мы их завезли, и дочь пишет: «Мамочка, приедь, забери. Не заберешь, убегу товарняком». Пришлось ехать туда… Воспитатели в основном хорошо к детям относились, но были и такие, которые боялись к нашим прикасаться. Домой детей привезли только после первой четверти, утром, и встречали как дорогих гостей… Потом периодически отправляли оздоравливаться.
Старшая дочь школу закончила в Хойниках. Младшая — уже в Смолевичах.
«…Мы уже смолевичские»
— Я из Хойников выехал немного раньше, чем жена, — вспоминает Владимир Владимирович. — Сначала уехал на Витебщину, потом в Узду. Как-то встретил Григория Александровича Шпаковского, который работал в Смолевичский ПМК-228, и он предложил переехать в Смолевичи, и что дадут общежитие. Я согласился. В одном блоке со мной жили директор лесхоза Адам Дорошевич, Петр Бутин, который работал в «Беллесхозтехнике» и следователь из прокуратуры Николай Савич… Честно говоря, Шпаковский помог многим своим землякам устроиться на новом месте, и многие ему благодарны и сегодня.
— Когда я приехала в Смолевичи, мне было не очень уютно на новом месте, — говорит Анна Александровна. — Я в Госстрахе проработала и переживала, как устроюсь на новом месте. Стала работать в фонде соцзащиты и проработала до пенсии. Помню, бывало, иду по Хойникам, и кажется, мне солнышко улыбается. Теперь, когда на Радуницу приезжаю на родину, уже, конечно, не те ощущения. Мы уже смолевичские, прижились здесь, здесь наш дом, наши дети и внуки.
***
Безусловно, авария на Чернобыльской АЭС и пребывание в опасной зоне отразились на здоровье семейной пары, как и многих других белорусов. Но жизнь продолжается, и в ней есть свои радости и печали, взлеты и падения, но самое главное — есть семейное тепло и покой. Только вот память не дает забыть те страшные дни 86-го…
26 апреля Чернобыльская молитва звучит во многих храмах Беларуси…
Ольга ЦЫБУЛЬКО.
Фото автора.
