Дети войны. Сегодня они люди уважаемого возраста, у многих уже правнуки. Но по-прежнему память возвращает в огненные сороковые годы прошлого века, когда пол-Европы находилось под гнетом фашистской Германии. Страдания и боль, унижение и голод, искалеченные судьбы и разлученные семьи, сожженные города и села, концентрационные лагеря и эшелоны людей, которых отправляли на принудительные работы, - вот что принес оккупационный режим мирному населению. Освенцим, Бухенвальд, Майданек ... Фашистские лагеря смерти располагались по всей Европе. Миллионы людей прошли через жернова этих лагерей. Сколько их погибло от пыток, голода, нечеловеческих медицинских экспериментов, сгорело в печах, точно не установлено и сегодня. Кому удалось выжить, не верили в свое счастье, а их освободители - мужественные солдаты Победы, прошедшие огонь и пламя войны, - не сдерживали слезы, глядя на истощенных взрослых и детей.
Когда началась Великая Отечественная война, многие из них были малолетними детьми, но в памяти навсегда остались те страшные дни заключения. Танечке Царевой было три года. Со своей семьей она жила в деревне Билево под Витебском. Чуть позже они переехали на родину отца – в деревню Шеки Дубровенского района. Самая старшая и замужняя сестра осталась в Витебском районе. Старший брат ушел в партизаны. Летом 1943 года всю семью вместе с другими односельчанами фашисты колонной погнали на железнодорожную станцию, а оттуда, как животных, в вагоне привезли в лагерь "Дребец”, что находился на территории Германии. Там больше года они и просуществовали в ужасных условиях, надеялись на освобождение, верили в долгожданную свободу.
- Я совсем маленькая была, когда война началась, конечно, о многом рассказать не могу, но жизнь в лагере я запомнила на всю жизнь, - делится воспоминаниями Татьяна Яковлевна Лукьяненко. - Мой папа был очень талантливый человек, играл на скрипке, гитаре, мандолине, гармошке, очень хорошо шил костюмы, шапки. В семье нашей семь деток росло. Я хорошо помню летний день сорок третьего года. В наш дом прибежал с улицы папа и стал говорить, чтобы мы быстро собирались, так как нужно уходить в лес к партизанам. Мама спросила: «Почему?». Он ответил, что немцы сжигают деревни, а людей угоняют куда-то. Мы стали быстро собираться. Моей сестричке Гале было два годика, брату Мише -- четырнадцать лет, Косте - тринадцать, Леше – восемь и мне пять. Только уйти так и не успели, в дом вошли немцы и сразу выгнали нас на улицу. Никто не хотел выходить из дома, все боялись. Тогда маму ударили прикладом автомата, и она упала. Сестра Галя стала громко плакать, а папа быстро подхватил маму и Галю, и мы все вышли на улицу. Людей стали сгонять в одну колонну, а дома поджигать факелами. Кругом было много дыма, трещали автоматные очереди, пыль стояла столбом, а от горящих домов шел большой жар. Шли мы колонной очень долго, даже ночью, я держалась за мамину юбку, а Галю она несла на руках. Кругом был огонь, горели, видимо, и поля, и деревни. Плач маленькой сестрички до сих пор в ушах стоит. Помню, как спали в каком-то коровнике. Потом всех людей пригнали к железной дороге, затолкали в товарные вагоны и отправили в Германию. Ехали мы долго, нас везли, как скот. Очень хотелось пить, в туалет ходили прямо в вагоне. Привезли нас в лагерь "Дребец", обтянутый колючей проволокой и огражденный какими-то канавами, по которым текла вода. Женщин и малых детей поместили в одни бараки, мужчин – в другие, а мальчиков-подростков – в третьи. Есть очень хотелось. На территории лагеря яма помойная находилась. Я бегала туда, собирала гнилую морковь и ела. Жандармы однажды меня увидели. Я прибежала в барак к маме, стала прятаться под ее юбку, а потом под нары залезла, поняла, что будет что-то плохое. Тут в наш блок зашел жандарм, схватил меня и потащил в камеру. Там какие-то палки были, вода, а потом я увидела, что там находится и мой брат Лешка. Потом меня повели к коменданту лагеря. Он несколько раз задавал один и тот же вопрос: «Ваша семья партизанен?» Но я помнила хорошо слова мамы, которые она успела мне сказать: «Таня, молчи! Не говори ни одного слова, молчи!» И я вообще ничего не сказала. За это меня наказали и посадили в карцер. Это была железобетонная будка, в которой по колено стояла вода, а высоко, где-то под потолком, находилось маленькое окошко. Сидели в сплошной темноте очень долго, а сколько – не помню. Потом нас отпустили. И я вернулась к маме. Всех кормили один раз в день какой-то баландой – в грязной воде плавала шелуха от картошки, свеклы и морковки. Ходили грязные, доставали вши, от которых все время чесалось тело. Хорошо помню плач младшей сестры, а еще то, как она тогда выглядела – маленькая, худенькая, тоненькая шейка, большая голова, вздутый живот и кривые ножки (плачет). Мы просто, как говорится, пухли от голода, все время хотелось кушать. Только мама нас успокаивала и говорила: «Потерпите еще немножечко, нас освободят. Вот увидите, победа будет наша». Еще запомнила, как всех, раздетых и босых, выгоняли на улицу на построение по ночам, причем и зимой, и летом. Мы научились быстро строиться, так как наказывали тех, кто не успевал. И тогда загоняли в тот же карцер. Я не знаю, как мы выжили. Думаю, что только благодаря маминым молитвам, которые она произносила постоянно каждый день. Я тогда и слова многие не понимала, а она молилась. Как-то блок, в котором мы находились, заперли, и нас долго не выпускали. Поставили огромную бочку для туалета, куда ходили все, кто был в блоке, а в нем находилось несколько семей. Стоял ужасный запах. Взрослые говорили, что, наверное, наш блок сожгут. Было очень страшно, думали каждую минуту о том, что с нами будет.
Папа работал на изготовлении брикета, а братья - на ламповом заводе «Доберлуг-Кирххайн», выдували лампочки. Люди трудились день и ночь. Если хотя бы одна лампочка падала и разбивалась, то обязательно ждало наказание. Брата Мишу за это били железными и горячими шомполами по спине, а Костю бросали ненадолго в горящую печь (плачет). Он стоял на обрезке, и эти лампы часто разбивались. У него от ожогов кожа на спине вздувалась, лопалась и долго не заживала. Но братья выжили. Наказывали и папу, и младшего брата. В общем, страдали все от издевательства фашистов.
Мы каждый день ждали и надеялись, что нас освободят. И этот день настал. В небе над лагерем появились самолеты, были слышны автоматные и пулеметные очереди, пули сыпались градом, где-то рядом гремели взрывы. Началась страшная суматоха, и вдруг все женщины побежали куда-то вперед. Оказалось, что они увидели наших солдат. Все обнимали наших освободителей, плакали, смеялись. К нам с мамой прибежали папа и братья. Стали нас кормить, но много не давали, ведь многие от переедания умирали. Наша семья выжила, но мама серьезно заболела, ослабла, у нее отказали ноги. Наша мамочка просила только о том, что, если она умрет, то мы не должны оставлять ее на германской земле, а умоляла похоронить ее дома. Я помню, что все люди пешком двинулись в сторону дома, на Родину. Папа вез маму на какой-то коляске вместе с сестрой Галей, а я все время шла пешком рядом с братьями. Потом солдаты дали нам вола, и маму переложили на телегу, только вола брат тащил за упряжку, он сам идти не хотел. По обочинам дороги и на полях было много побитой техники, танков, самолетов, лежали убитые солдаты и мирные люди. Кругом все было серое и черное. Так мы смогли добраться до железной дороги, а потом, вместе с другими людьми, на открытой железнодорожной платформе поехали домой. Потихоньку добрались до своей деревни, только дома нашего уже не было, он сгорел. Но для нас это было не страшно. Самое главное – мы на своей земле и живы! Мамочка наша прожила еще неделю и умерла, а мы стали восстанавливать свой дом, работать и жить, как и все люди. Папа умер, когда мне лет двенадцать было, так что тяжело было на ноги становиться нам, но смогли».
Всю свою сознательную жизнь Татьяна Яковлевна честно и добросовестно трудилась. Когда переехала в Смолевичский район, устроилась на ферму дояркой и жила в деревне Калюга. За трудовые заслуги она награждена медалью.
На территории многих концлагерей созданы мемориалы, где до сих пор встречаются бывшие узники. С каждым годом их становится всё меньше. Многие из них отказываются делиться воспоминаниями, не позволяют нервы и больное сердце. Нам с трудом удалось уговорить Татьяну Яковлевну поделиться своими самыми страшными воспоминаниями. Это не просто рассказ боевого солдата, это еще одна сторона той жестокой войны – беспощадное истребление мирных людей в фашистских лагерях. Через такие ужасные испытания прошли люди, что даже представить страшно. И месяцы, проведенные в фашистской неволе, оставили незаживающие раны на их сердце, а день, когда их освободили, стал для них победой над смертью.
Наталья ЧАСОВИТИНА.
На снимке: Татьяна Яковлевна Лукьяненко.
Фото автора.
Информацию читайте в номере 91 – 94 от 25.04.2015 г.
